сферический хомяк в вакууме
Ты будешь шкипером, боцманом, черти кем, ты там, где над головой паруса дрожат...
Ты будешь шкипером, боцманом, черти кем, ты там, где над головой паруса дрожат,
Ты будешь ходить, командовать, спать в теньке, курить, ворчать, потягивать оранжад,
Ты будешь таким прекрасным - что хоть рисуй. Смеешься, бродишь, держишься молодцом
Я буду дубовой женщиной на носу. С облезлым от соленой воды лицом.
В миру, говорят, октябрь - какая чушь. Плывем - отставить слякотный произвол,
Точней, это ты плывешь, а вот я - лечу, касаясь горячей грудью прозрачных волн.
И с этих пор, с расширенных влажных пор на темной коже моих деревянных рук
Не примет наш корабль самый дальний порт, не встретит нас в порту самый лучший друг,
Не грянет в нашу честь всепланетный гимн, не шепчет наше имя жара в песках.
Я вижу: утро входит в рассвет нагим - выходит в теплой пене и лепестках,
Я вижу ветер, греющийся в воде, я вижу время, спящее в глубине,
Я вижу всё ничто, никуда, нигде, всё то чужое, дальнее, не при мне,
Мне мастер сделал губы теплей луны и волосы мягче чаячьего пера,
И я боюсь свободы и тишины, и я хочу проснуться живой с утра,
И я живу - без всякой на то волшбы, как жить могла бы там, на земле, в Москве
Но, знаешь, ты меня обрекаешь быть, спасибо тебе, да будь ты проклят, мой свет.
Да будь ты проклят за эту морскую твердь, за руки, приколоченные к бортам,
За то, что я теперь не могу не петь, а там могла - я столько могла бы там,
Спасибо сказать? Спасибо, в душе темно, ни вверх, ни вниз, на уровне - так держать.
Да будь ты проклят за то, что я стала мной. Кури. Ворчи. Потягивай оранжад.
***
Это звон в ушах - а вовсе не звон монет...
Это звон в ушах - а вовсе не звон монет,
Часовая музыка ценностью в двадцать нот,
Я пишу тебе, друг, письмо - зацени момент,
До чего только не доходишь, когда цейтнот.
Очень многие ускользнули в неадекват,
Я пока что вроде держусь еще за нормал,
Этот медный звон - секундами в ряде кварт
Да, у нас декабрь, точнее примерно март,
Мы живем - как будто в кишечнике у кита,
Да, всегда темно, чуть гнилостно и тепло,
Мир пока что держится вроде на трех хитах -
Rolling Stones, товарища Тирсена и Битлов.
Что ни сделаешь - так всё время себе во вред,
Жизнь бежит вперед, учеба-любовь-еда.
У меня в клавиатуре - дедушка Фрейд,
Вместо "как дела" он пишет "ну, как елда".
Я пишу письмо, часа через два зачет,
Я не сдам его - я знаю наверняка.
И единственное, что мы можем сказать: "За чо?!"
Обратив глаза к сереющим облакам.
У меня на ужин пиво и колбаса.
Пять утра, а что поделаешь, я учусь.
У меня цейтнот. Я знаю, что написал.
Но цейтнот от этого меньше не стал ничуть.
Я такой как был - угрюм и на лбу вихры,
Просто стал занудней где-то годка на два
Я пишу тебе, друг, письмо - не хухры-мухры
В пять утра в разумный ряд составлять слова.
Ты хоть рад письму-то? Впрочем, не отвечай,
Я пишу и мне от этого хорошо.
Я хочу тебя нынче слышать - твою печаль,
Твой промокший голос, спрятанный в капюшон.
На столе бумага, пепел и черти что,
Яркий постер про какой-то цветной курорт.
Мокрый зимний март шевелится между штор,
Забирается теплым кашлем в усталый рот.
А у вас бывает, чтобы всегда темно?
Раскажи, ты, кстати, решил - так to be or not?
А она - всё так же учится рисовать?
Всем привет, извини, до встреч, у меня цейтнот,
Часовая музыка ценностью в двадцать нот
И ночная лампочка ценностью в тридцать ватт.
***
Если ты, к примеру, кролик с шелковистыми ушами...
Если ты, к примеру, кролик с шелковистыми ушами - ничего не просишь кроме, чтобы лисы не мешали,
Ты живешь среди волнушек и осоки острой, тонкой, никому ты, брат, не нужен кроме собственных потомков,
Пляшет день в окне высоком, башенка скрипит резная, ты живешь в своей осоке и никто тебя не знает,
Флюгер в облаках ютится, хоть бы на минуту замер, в башне обитает птица с удивленными глазами.
Если ты, к примеру, птица, у тебя намокли перья, хоть куда бы примоститься, чтоб согреться - не до пенья,
Слишком часто дождик крошит, здесь попробуй не простынь-ка, и закат на небо брошен, как дырявая простынка,
Ты голодная и злая, и с утра во рту - ни крошки, видишь - башенка резная, в ней высокие окошки,
Ты тихонько, в уголочке, ты недолго, ты на вечер, на минуточку, а впрочем... и останешься навечно.
Если ты, к примеру, вереск, ты растешь на ясном поле, по тебе гуляют звери и расчесанные пони,
Ты совсем еще недавний, ты сиреневый и робкий,ты совсем уже недальний, ты стоишь у самой тропки
К башенке, где флюгер тонкий на резной сосновой крыше, он поет себе - а толку, всё равно никто не слышит,
Только кролик вдруг зальется удивленными слезами, только птица вдруг завьется с удивленными глазами.
Если ты, допустим, ветер, ты играешь с флюгерами, ты за всё вокруг в ответе - холода не за горами,
Вот и осень побежала в одеяньи изумрудном, с башенки ее, пожалуй, даже разглядеть нетрудно,
Скоро тополя разденет, солнце в лужах перемелет, ты решай, что дальше делать, каждому раздай по мере,
Землю согревать ли дальше, с неба доставать луну ли?.. Под дождем таким, что даже крыши лепестки свернули...
Если ты летаешь ночью на земном промокшем шаре, где-нибудь заметишь кочку с шелковистыми ушами,
И услышишь, и поверишь, спустишься на камень мшистый и вдохнешь промокший вереск, фиолетово-пушистый,
Никаких забот, не зная, ты поселишься в осоке, там, где башенка резная и окошки на востоке,
Холода не за горами, я не видел, но сказали... Ты проснешься утром ранним. С удивленными глазами.
***
А у нас декабрь, но вокруг по-вешнему...
А у нас декабрь, но вокруг по-вешнему
Сыро и горячо.
Я захожу домой и вешаю
Голову на крючок.
Чайник вскипает, на окнах вязью
Странные письмена.
Господи, если ты вдруг на связи, -
Как она без меня?
Господи, лучшее, что ты выдумал,
Сделано из ребра.
Выдуто, выверено и выдано,
Чай на губах мешается с выдохом
Теплого серебра.
Господи, дай ей пути лучистые,
Лучшие из твоих.
Если нам вдруг на двоих расчислено,
Я обойдусь, но чтоб ей по-честному
Счастья за нас двоих.
Чтобы она не видела черного
В розе твоих ветров.
Чтобы хоть раз забыла про чертово
Злое своё метро.
Чтоб миновали ее трущобы,
Изморозь, гарь и ил,
Чтобы играл Михаил и чтобы
Подыгрывал Гавриил.
Господи, я всё словами порчу,
Истина не в речах,
Весной, когда набухают почки,
Может быть, ты проверишь почту
И прочтешь белизну плеча,
И щека ее горяча
И она прикусывает цепочку,
Чтобы не закричать.
(с) А.Кудряшева
Ты будешь шкипером, боцманом, черти кем, ты там, где над головой паруса дрожат,
Ты будешь ходить, командовать, спать в теньке, курить, ворчать, потягивать оранжад,
Ты будешь таким прекрасным - что хоть рисуй. Смеешься, бродишь, держишься молодцом
Я буду дубовой женщиной на носу. С облезлым от соленой воды лицом.
В миру, говорят, октябрь - какая чушь. Плывем - отставить слякотный произвол,
Точней, это ты плывешь, а вот я - лечу, касаясь горячей грудью прозрачных волн.
И с этих пор, с расширенных влажных пор на темной коже моих деревянных рук
Не примет наш корабль самый дальний порт, не встретит нас в порту самый лучший друг,
Не грянет в нашу честь всепланетный гимн, не шепчет наше имя жара в песках.
Я вижу: утро входит в рассвет нагим - выходит в теплой пене и лепестках,
Я вижу ветер, греющийся в воде, я вижу время, спящее в глубине,
Я вижу всё ничто, никуда, нигде, всё то чужое, дальнее, не при мне,
Мне мастер сделал губы теплей луны и волосы мягче чаячьего пера,
И я боюсь свободы и тишины, и я хочу проснуться живой с утра,
И я живу - без всякой на то волшбы, как жить могла бы там, на земле, в Москве
Но, знаешь, ты меня обрекаешь быть, спасибо тебе, да будь ты проклят, мой свет.
Да будь ты проклят за эту морскую твердь, за руки, приколоченные к бортам,
За то, что я теперь не могу не петь, а там могла - я столько могла бы там,
Спасибо сказать? Спасибо, в душе темно, ни вверх, ни вниз, на уровне - так держать.
Да будь ты проклят за то, что я стала мной. Кури. Ворчи. Потягивай оранжад.
***
Это звон в ушах - а вовсе не звон монет...
Это звон в ушах - а вовсе не звон монет,
Часовая музыка ценностью в двадцать нот,
Я пишу тебе, друг, письмо - зацени момент,
До чего только не доходишь, когда цейтнот.
Очень многие ускользнули в неадекват,
Я пока что вроде держусь еще за нормал,
Этот медный звон - секундами в ряде кварт
Да, у нас декабрь, точнее примерно март,
Мы живем - как будто в кишечнике у кита,
Да, всегда темно, чуть гнилостно и тепло,
Мир пока что держится вроде на трех хитах -
Rolling Stones, товарища Тирсена и Битлов.
Что ни сделаешь - так всё время себе во вред,
Жизнь бежит вперед, учеба-любовь-еда.
У меня в клавиатуре - дедушка Фрейд,
Вместо "как дела" он пишет "ну, как елда".
Я пишу письмо, часа через два зачет,
Я не сдам его - я знаю наверняка.
И единственное, что мы можем сказать: "За чо?!"
Обратив глаза к сереющим облакам.
У меня на ужин пиво и колбаса.
Пять утра, а что поделаешь, я учусь.
У меня цейтнот. Я знаю, что написал.
Но цейтнот от этого меньше не стал ничуть.
Я такой как был - угрюм и на лбу вихры,
Просто стал занудней где-то годка на два
Я пишу тебе, друг, письмо - не хухры-мухры
В пять утра в разумный ряд составлять слова.
Ты хоть рад письму-то? Впрочем, не отвечай,
Я пишу и мне от этого хорошо.
Я хочу тебя нынче слышать - твою печаль,
Твой промокший голос, спрятанный в капюшон.
На столе бумага, пепел и черти что,
Яркий постер про какой-то цветной курорт.
Мокрый зимний март шевелится между штор,
Забирается теплым кашлем в усталый рот.
А у вас бывает, чтобы всегда темно?
Раскажи, ты, кстати, решил - так to be or not?
А она - всё так же учится рисовать?
Всем привет, извини, до встреч, у меня цейтнот,
Часовая музыка ценностью в двадцать нот
И ночная лампочка ценностью в тридцать ватт.
***
Если ты, к примеру, кролик с шелковистыми ушами...
Если ты, к примеру, кролик с шелковистыми ушами - ничего не просишь кроме, чтобы лисы не мешали,
Ты живешь среди волнушек и осоки острой, тонкой, никому ты, брат, не нужен кроме собственных потомков,
Пляшет день в окне высоком, башенка скрипит резная, ты живешь в своей осоке и никто тебя не знает,
Флюгер в облаках ютится, хоть бы на минуту замер, в башне обитает птица с удивленными глазами.
Если ты, к примеру, птица, у тебя намокли перья, хоть куда бы примоститься, чтоб согреться - не до пенья,
Слишком часто дождик крошит, здесь попробуй не простынь-ка, и закат на небо брошен, как дырявая простынка,
Ты голодная и злая, и с утра во рту - ни крошки, видишь - башенка резная, в ней высокие окошки,
Ты тихонько, в уголочке, ты недолго, ты на вечер, на минуточку, а впрочем... и останешься навечно.
Если ты, к примеру, вереск, ты растешь на ясном поле, по тебе гуляют звери и расчесанные пони,
Ты совсем еще недавний, ты сиреневый и робкий,ты совсем уже недальний, ты стоишь у самой тропки
К башенке, где флюгер тонкий на резной сосновой крыше, он поет себе - а толку, всё равно никто не слышит,
Только кролик вдруг зальется удивленными слезами, только птица вдруг завьется с удивленными глазами.
Если ты, допустим, ветер, ты играешь с флюгерами, ты за всё вокруг в ответе - холода не за горами,
Вот и осень побежала в одеяньи изумрудном, с башенки ее, пожалуй, даже разглядеть нетрудно,
Скоро тополя разденет, солнце в лужах перемелет, ты решай, что дальше делать, каждому раздай по мере,
Землю согревать ли дальше, с неба доставать луну ли?.. Под дождем таким, что даже крыши лепестки свернули...
Если ты летаешь ночью на земном промокшем шаре, где-нибудь заметишь кочку с шелковистыми ушами,
И услышишь, и поверишь, спустишься на камень мшистый и вдохнешь промокший вереск, фиолетово-пушистый,
Никаких забот, не зная, ты поселишься в осоке, там, где башенка резная и окошки на востоке,
Холода не за горами, я не видел, но сказали... Ты проснешься утром ранним. С удивленными глазами.
***
А у нас декабрь, но вокруг по-вешнему...
А у нас декабрь, но вокруг по-вешнему
Сыро и горячо.
Я захожу домой и вешаю
Голову на крючок.
Чайник вскипает, на окнах вязью
Странные письмена.
Господи, если ты вдруг на связи, -
Как она без меня?
Господи, лучшее, что ты выдумал,
Сделано из ребра.
Выдуто, выверено и выдано,
Чай на губах мешается с выдохом
Теплого серебра.
Господи, дай ей пути лучистые,
Лучшие из твоих.
Если нам вдруг на двоих расчислено,
Я обойдусь, но чтоб ей по-честному
Счастья за нас двоих.
Чтобы она не видела черного
В розе твоих ветров.
Чтобы хоть раз забыла про чертово
Злое своё метро.
Чтоб миновали ее трущобы,
Изморозь, гарь и ил,
Чтобы играл Михаил и чтобы
Подыгрывал Гавриил.
Господи, я всё словами порчу,
Истина не в речах,
Весной, когда набухают почки,
Может быть, ты проверишь почту
И прочтешь белизну плеча,
И щека ее горяча
И она прикусывает цепочку,
Чтобы не закричать.
(с) А.Кудряшева
@темы: "из понравившегося"